Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»
Щеки Надин смертельно побледнели, а глаза забегали. Помощи ищет? Печерский тут же шагнул вперед, закрывая ей путь к отступлению во флигель. Он нагло пялился ей в лицо, упивался ее смятением и растерянностью. Надин молчала. Язык что ли проглотила от страха? Вот и славно… Наконец Надин как будто собралась с силами и спросила:
– Чего вы хотите?
– Встретиться с вами в новом доме, – заявил Вано и назвал адрес. – Кстати, я одобряю ваш вкус, дом и впрямь хорош.
Надин не ответила, пришлось припугнуть нахалку:
– Ну что? Так и будем в молчанку играть?
Его жертва как будто проснулась.
– Когда? – спросила она.
– Сегодня вечером.
– Я не могу, – отказалась Надин, – по вечерам я занята, могу приехать только утром.
– Не возражаю, утром, так утром. Приезжайте завтра. В десять часов вас устроит?
– Хорошо, – кивнула она, взобралась в экипаж и крикнула кучеру: – Трогай.
Карета покатила под горку, а потом свернула на Солянку. Вано на радостях шутовски помахал ей вслед: дело-то выгорело. Теперь бы ему еще одну маленькую радость… Если шефа нет дома, можно сбежать на Хитровку. Посвистывая, он направился в свою комнату, но вестибюле его окликнул лакей:
– Ваше сиятельство, вас с черного хода какой-то человек спрашивал. Я ему сказал, что вас нет, а он заявил, что подождет.
Давая понять, что услышал, Вано кивнул слуге, и направился к заднему крыльцу. Он распахнул дверь, но яркий свет ударил в глаза, и он различил лишь темный силуэт сидящего на старой бочке человека. Тот поднялся и двинулся к Вано. Родившийся внутри страх просто взвыл, предупреждая об опасности, и Печерский замер. По залитому ярким сентябрьским солнцем московскому дворику, демонстративно помахивая темными деревянными четками, шел Алан Гедоев.
Алану даже не верилось, что он нашел своего врага. Все получилось на удивление просто: извозчик без вопросов привез его к Ивановскому женскому монастырю, а уж дом, где квартировал военный министр, ему показали сразу. Гедоев подошел к черному ходу и, подкараулив слугу, сообщил, что ищет помощника военного министра. Он был готов к тому, что Вано здесь не окажется или у министра вообще не будет никакого помощника, но лакей просто сказал, что графа Печерского пока нет дома.
Услышав знакомую фамилию, Алан повеселел. Он сообщил слуге, что подождет графа во дворе у черного хода, лакей равнодушно кивнул и пообещал доложить его сиятельству, как только тот вернется. Гедоев уселся на старую бочку, забытую нерадивой прислугой у стены каретного сарая, и закрыл глаза. Все стало ясно и просто: их роли поменялись, теперь Алан будет приказывать, а Печерский выполнять. Избалованный сынок мерзкой старой скряги, сидящей на сундуках, набитых золотом, станет таскать денежки своему новому хозяину, потому что другого выхода у него уже не будет.
Даже с закрытыми глазами Гедоев почувствовал, что его враг появился в дверях черного хода. Он поднялся. Глаза у Печерского округлились от изумления – тот узнал Алана, однако, страха на лице графа не было.
«Ну, это уже ненадолго, – пообещал себе Гедоев, – он просто еще не знает, что его ждет».
Алан вынул из кармана деревянный четки и двинулся навстречу Печерскому. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и выкрикнул заранее заготовленную фразу:
– Что-то вы, ваше сиятельство, не спешили со мной встретиться. Не хотите ли рассчитаться за работу?
– Я нахожусь на государственной службе, – процедил Печерский, – ты мог бы подождать в столице, незачем было сюда ездить. Ну, раз приехал, то давай, что привез.
Он протянул руку, и Алан вложил в его раскрытую ладонь четки. Вано погладил пальцами бусины, ощупал шелковую кисть и вопросительно глянул на Гедоева.
– Где остальное?
– Не пойму, о чем вы толковать изволите? – издевательски осведомился Алан. – Если о деньгах, так это – мне за работу вознаграждение и ваша плата за то, что вы моей жене ублюдка сделали, а моей семье его теперь кормить. Только этой чести мне не надобно, вы уж сами ему на молоко деньжат подкидывать будете. Каждый месяц, первого числа, станете приносить мне ровно тысячу, чтобы я вашего щенка и его мать случайно не удавил.
– Ты ополоумел? – взревел Печерский, нависая над ним, – да я тебя сейчас же прибью. Какое мне дело до твоей жены? Она содержит бордель и сама в нем работает. Откуда мне знать, от кого она понесла? Ты можешь ее задушить вместе с ребенком, если захочешь, только уже не успеешь этого сделать!
Он выхватил из-за голенища сапога длинный и тонкий кинжал и прижал его к шее Алана, но тот ждал чего-то подобного. Не моргнув глазом, он заявил:
– Зря вы это: если меня вдруг найдут мертвым, один мой друг отнесет в полицию письмо, переданное для вас в Одессе вместе с деньгами. Я его вскрыл, что там внутри – вы знаете лучше меня, так что давайте-ка договариваться.
По лицу своего врага Алан видел, что тот сражен. Понятное дело: удар неожиданный и от этого еще более кошмарный. Сдастся или нет? Печерский надавил кинжалом на шею Алан. Терпеть! Не подать вида! Вот так…Теперь чуть-чуть отступить – облегчить требования.
– Ваша светлость, мы ведь с вами связаны, – сказал Алан, – если тысячи рублей будет для вас слишком много – я готов уступить, давайте договариваться.
– Хорошо, обсудим, только не здесь. Жди моего возвращения в столицу, встретимся в борделе твоей жены, когда я вернусь, – процедил сквозь зубы Печерский и убирал кинжал.
Он повернулся к шантажисту спиной и отправился в дом, а Алан расхохотался. Он выиграл этот поединок! Его просто распирало: наконец-то и он выйдет в господа. Столько денег, столько возможностей! Он всех под себя подомнет, весь гашиш в столице через свои руки пропустит! Он разделается с Конкиным, да и с любым другим, кто посмеет встать на его пути. Да чего уж там, он и Москву взнуздает! Станет таким же важным и спесивым, как хозяин одесских контрабандистов. Так же, как тот, он будет держать цену, и так же, как к этому одесситу, все придут к Алану и возьмут гашиш на его условиях. Ведь он будет один, идти-то больше некуда.
Алан проследил, как грузная фигура с четками в руках исчезла в глубине коридора и выждал еще пару минут, а потом сам поднялся на крыльцо. Это он раньше к черной лестнице подходил, ждал униженно, а теперь он тоже через дом пройдет к парадному входу, а если и встретит кого, не беда, он теперь – в своем праве. Алан прошел по коридору в глубину дома, оказался в широком полутемном вестибюле и уже собрался пересечь его, когда увидел, что лакей распахнул входную дверь перед высоким господином в вицмундире. Тот подал слуге треуголку и сообщил:
– Граф Булгари к военному министру с поручением от новороссийского генерал-губернатора.
– Сейчас доложу, – заторопился слуга, – извольте обождать, ваше сиятельство.
Чиновник милостиво кивнул и отошел в нишу окна. Солнечный луч выхватил из полумрака его полноватое смуглое лицо, и Гедоев обомлел. Помяни черта – и он уже тут, как тут! В вельможном московском доме, вырядившись в расшитый галунами вицмундир, стоял хозяин всех одесских контрабандных лавок. Алан не мог ошибиться, он прекрасно запомнил этого человека, жаль только, что до сего дня не знал его имени. Пообещав часто ездить и брать большие партии гашиша, Гедоев смог договориться с одним из портовых торговцев о скидке. Тот уже даже пересчитал товар и собрался передать его Алану, как не ко времени нагрянул в лавку его хозяин. На глазах у покупателя этот господин отлупил продавца толстенной эбеновой тростью, а Алану сказал коротко:
– Или плати, сколько положено, или убирайся.
Этот высокомерный подлец даже не стал дожидаться, пока Алан отсчитает деньги. Он уехал, не сомневаясь, что продавец не решится нарушить его приказ. Так оно и вышло. Сколько же тогда пришлось переплатить!
«Ну, правду говорят, что удача не приходит одна, – мелькнуло в голове Алана, – с того – капитал, а с этого – товар».
Гедоев уже знал, что все получится, ведь сегодня победа шла рядом! Он пересек вестибюль и развязно кивнул чиновнику:
– Здравствуйте, ваше сиятельство! Как удачно, что я вас встретил. У меня, знаете ли, обстоятельства поменялись: теперь весь гашиш в Санкт-Петербурге – мой, а скоро и в Москве то же самое будет. Так что я теперь у вас – самый крупный покупатель, вы уж скиньте цену-то.
Смуглое лицо Булгари стало землистым, он выкатил на Алана глаза и молчал. Вот она – власть над людьми. Ничего слаще этого нету! Некуда деваться этому чиновнику, по глазам видно, как тот боится. Стоит Алану в этом доме рот раскрыть, и конец всему графскому благополучию: вельможи ведь чистоплюи – сразу же контрабандисту от дома откажут. Маши – не маши эбеновой тростью, здесь это не поможет. Алан высокомерно кривился, дожидаясь ответа перепуганного чиновника. Он видел, как с наливаются кровью от страха черные заплывшие глазки Булгари, как дрожит его нижняя губа. Еще чуть-чуть и тот весь затрясется. Но, на беду, на лестнице раздались шаги, и в вестибюль спустился давешний слуга.
